Медичка одобрительно хмыкнула, а потом, оглядевшись по сторонам, вдруг шепотом стала говорить:

— Вчера ко мне гарны хлопцы приходили, про тебя все спрашивали.

Я слегка опешил.

— Что? Какие еще хлопцы?

— А я знаю? Ментята, как и ты, но ненашенские, не Зарыбинские. Местных-то я до коликов и тошнотиков знаю, харю каждого выучила. Эти — ненашенские, важные и надутые, как стручок у моего бывшего. Корочками махнули, я даже не приглядывалась, кто да что они. Я вашего брата все одно по званием-регалиям не отличаю.

И вот так даже свои, что уж ждать от мирных гражданских.

— А что спрашивали-то?

— Про интерес твой к суициднику Куценко, которого ты Интеллигентом кличешь, и к тем двум гаврикам, что в гараже угорели. И ментят, которые приходили, тоже двое было. В пиджаках с карманами, а один — в шляпе модной. У нас в таких шляпах не ходят.

М-да… Не было печали, купила баба пассатижи… Это что еще за двое из ларца с Кудыкиной горы? Надеюсь, не конторские? Не люблю шпионские игры, особенно со мной в главной роли. А ну как они во мне засланца заподозрили? Да нет… Не может быть… я вел себя осторожно и предусмотрительно. Может, обычные опера, только из главка?

А на хрена тогда, спрашивается, им обычный кинолог?

— И что вы им про меня сказали?

— А ничего. Я хоть и старая, но на мне где сядешь, там и приехали. Ответила, мол, знать ничего не знаю, потом еще Гошу им показала, так их как ветром сдуло. Ну ты аккуратнее будь, Морозов. Не понравились мне они, и Гоша на них шипел. Он у меня умница, не то что некоторые люди.

— Спасибо за предупреждение, Тамара Ильинична, — абсолютно серьезно кивнул я.

К нам подошел Загоруйко.

— Разрешите одолжить ваш пальчик? — спросил он у медички. — Мне нужно его откатать. Труп неопознанный, может, по картотеке и отскочит.

Эксперт, шустро нацепив резиновые перчатки, раскатал специальным валиком на стеклышке черную и маслянистую, как гуталин, дактилоскопическую краску, взял без тени всякой брезгливости и страха (молодец, Валёк, уважаю) злополучный сморщенный и обескровленный от воды палец, ловко намазал его подушечку валиком и с сильным нажимом, слева направо проворачивая палец, прокатал его по листу бумаги, фиксируя четкий папиллярный узор.

Затем вернул палец «хозяйке», и мы вышли из черных стен. Я был в невеселых думках, что же про меня узнавали — и почему именно у медички?

В это время к лодочной станции подкатила на велосипеде девушка в модных джинсиках и блузке такого же цвета индиго, под штанишки. Точеная фигурка на «железном коне» вмиг привлекла внимание мужской части оперативной группы, а мне ее силуэт ещё и показался очень знакомым. Особенно косички, что прыгали на каждой кочке. Она подъехала ближе и соскочила с огромного велосипеда «Урал» ловко, как белочка с деревца.

— Ася? — удивился я.

— Привет, Саша! — она обвела окружающих кокетливым взглядом, на несколько мгновений задержав его на Федоре Леонидовиче. — И всем здравствуйте!

Следак же в ответ расплылся в улыбке мартовского кота:

— Асенька, золотце, тебя опять шеф отправил криминальную хронику писать? Что же он твою девичью психику не бережет. Ай-яй-яй…

— Федор Леонидович, ой, и не говорите! — Ася, картинно выгнув спинку, изящно махнула рукой, словно балерина-лебедь, только энергичнее, и тряхнула косами, — Петровна в отпуске, Пал Егорыч на больничном, радикулит, видите ли, у него обострился. Чувствую, скоро на меня всю газету свесят. А у вас что тут? Мне сказали — пожар с пострадавшим? Ой, а он совсем пострадал? Можно одним глазком глянуть? Если что, я мертвых не боюсь. У меня дедушка на кладбище работал.

— Конечно, можно. Но писать об этом пока возбраняется, — хитро улыбался прокурорский и добавил с важным видом: — Сама понимаешь, я как руководитель оперативной группы не могу дозволить разглашать служебную информацию, важную для следствия.

— Ой, да ладно вам, Федор Леонидович! Какая следственная информация⁈ Несчастный случай же. И заметка короткая будет, дескать, пожар случился… Иванов Иван Иванович погиб смертью храброй и отчаянной. Принимаем соболезнования.

— А некому соболезнования принимать, труп у нас бесхозный, неопознанный. И не факт, что это несчастный случай. Ты лучше погоди с материалом в выпуск, не торопись. Когда найдем, кто его тут зажарил, статейку поинтереснее накатаешь. Придешь ко мне в кабинет, я тебе лично все подробненько расскажу, распишешь. Но это только когда можно будет и когда начальство добро даст.

— Ой, а что, его убили? — Ася округлила глаза и прикрыла ладошкой рот, словно нашкодивший ребенок.

— Я же говорю,– хитро прищурился следак, скользя взглядом по девичьим бедрам, утянутым джинсой. — Придешь ко мне через недельку, и все обсудим. А пока извини, родная, прессе здесь не место.

— Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — делано надула губки журналистка и подпорхнула ко мне.

— Саша, — прошептала она. — Может, ты мне расскажешь, что здесь произошло?

— Так ты же, вроде бы, с Федором Леонидовичем уже договорилась все подробно обсудить, — улыбнулся я.

— Ой, да ладно! Ты что — ревнуешь? — улучив момент, она подошла ко мне вплотную и скоренько чмокнула в щеку.

Будто бы по-родственному, по-дружески, по-пионерски. Но в ее глазах отразилась вся глубина этого якобы невинного поцелуйчика. И глубина эта была совсем не родственная и ни капли не пионерская.

— А ты этого так хочешь? — хитро прищурился я.

— Обмельчали мужчины, — вздохнула Ася. — Дуэлей ради женщин не устраивают, серенады под окнами не поют, с цветами в окна лазить престали.

— Уверен, что у тебя все еще впереди.

— Вот, все так говорят, а замуж никто не зовет! — игриво прощебетала девушка.

— Прям уж и никто⁈ Скромничаешь…

— Ой, да бегали тут за мной двое. Нефтяник и геолог. На кой они мне? Один на северах постоянно, другой — в горах. Все разговоры в кафе только про нефть да про руду. Бр-р… как вспомню… Ой, Сашечка! А приходи сегодня ко мне вечером? Мне бутылочку «Мартини» из столицы привезли. Поди не пробовал такого? У меня же праздник. Отметим юбилей мой, заодно и расскажешь подробненько об этом происшествии. Страсть, как хочу статью написать, и без всяких Федоров Леонидовичей.

— Какой юбилей? У тебя день рождения? — вскинул я бровь, уже приготовившись поздравлять Аську, ну и расцеловать, конечно, по такому случаю.

— Нет, сегодня ровно год, как я работаю в «Красном Зарыбинске», — фразу эту Ася произнесла с некоторой грустью, будто отмотала десятку в местах не столь отдаленных.

Оно и понятно, она — птичка столичного полета, сама говорила, что в Москву выбиться хочет, Олимпиаду-80 освещать.

— А подругу твою позовем? — я внимательно следил за ее реакцией. — Хоть и не день рождения, но праздник же…

— Ой, да нафиг она нужна? И вообще… Ей сейчас не до нас, — не моргнув и не дрогнув, выдала журналистка.

— Не до нас? А что так?

— Так на чемоданах она. В пионерский лагерь собирается. Помнишь, рассказывала? Воспитателем. Андрюшку на меня повесила, коза такая. Сказала проведывать его почаще, каши-борщи варить. Ой, никакой личной жизни с такими подругами!

Все это она произнесла абсолютно без злобы, в привычной для нее манере подружайкинского подкола.

— Ну так что? Придешь? — дерзко стрельнула глазками Ася. — Адрес запиши. Улица Суворова, дом пятнадцать, квартира один.

Вернувшись с происшествия в отдел, я еще раз напомнил Валентину, чтобы он не забыл проверить по картотеке всплывший палец. Авось, что называется, «стрельнет». Налил Мухтару свежей воды и уже собирался идти к себе и ваять справку о проделанной работе на месте происшествия, когда во дворик вывалился чем-то озабоченный Баночкин.

— Это самое, Сан Саныч… Тебя Купер вызывает, сказал, как только приедешь, чтобы срочно к нему шел.

— Что ему надо?

Михаил подошел вплотную, воровато огляделся, будто прятался от кого-то, и шепотом добавил: